Даршаны в Ашраме Шри Ауробиндо

Даршаны в Ашраме Шри Ауробиндо

Даршаны в Ашраме Шри Ауробиндо, были чем-то гораздо большим, нежели простым удовлетворением человеческого любопытства, и Пранам не был простой уступкой витальному желанию садхаков прикоснуться к Мастеру и тем самым выразить ему свою любовь и поклонение. Сам Шри Ауробиндо признавал роль таких «физических средств» общения с Гуру, осязаемым Божественным, смысл которых заключался в «получении Света и осуществлении физического контакта», но они могут потерять свою пользу и даже иметь отрицательный эффект, если они не совершаются в истинном духе, или искажены «безразличием и инерцией, возмущением и враждебностью или низменными желаниями». Лучшее состояние, в котором человек может находиться во время Даршана – это состояние восприимчивости, быть «отстраненным, тихим и сконцентрированным внутри, готовым получить все, что будет дано во время контакта.»


Даршан Шри Ауробиндо и Матери, 24 апреля 1950 года

Даршан Шри Ауробиндо и Матери, 24 апреля 1950 года

Дни Даршанов в Ашраме Шри Ауробиндо


Послания к Даршанам из Ашрама
с русским переводом:


История Появления Даршанов
в Ашраме Шри Ауробиндо

К. Р. Шриниваса Иенгар, “On the Mother”, pp.358-368

I

После того, как Шри Ауробиндо ушел в полное уединение в ноябре 1926 года, возможности садхаков увидеть его и поговорить с ним резко ограничились. Для них это было огромным лишением, особенно потому, что они так долго наслаждались неограниченным ничем светом присутствия Шри Ауробиндо в прежние дни. Садхаки, присоединившиеся к Ашраму позже, не знали прежней свободы индивидуальных встреч с Мастером и доступных всем Вечерних Бесед с ним, возможно, имели меньше причин для подобных сожалений; и, кроме того, некоторые из садхаков – Сетна (Амаль Киран), Нирод и Дилип – были удостоены регулярной переписки со Шри Ауробиндо, не только по вопросам Йоги, но так же по вопросам искусства, литературы, поэтического творчества, и даже по вопросам политики и медицины. Однако, не все садхаки использовали эту привилегию, поскольку многие из них занимались, в основном, Кармайогой, выполняя работу, как подношение Мастеру.

С Матерью всегда было легко встретиться, кроме периода ее болезни в октябре 1931 года. Тем не менее, чтобы удовлетворить вполне понятное желание садхаков видеть Шри Ауробиндо и предоставить им возможность совершить пранам, были выделены три дня Даршанов, 21 февраля, 15 августа и 24 ноября, когда садхакам и избранному числу посетителей разрешалось получить одновременный даршан Шри Ауробиндо и Матери – и сделать пранам перед ними. Начиная с 1926 года количество посетителей постоянно росло, но продуманное и тактичное планирование позволяло завершить Даршан до полудня, или, по крайней мере, до двух часов дня. Садхаки и посетители, которым было дано разрешение посетить Даршан, собирались вначале в Медитационном Зале, и затем они поднимались по очереди в комнату Шри Ауробиндо, неся с собой гирлянды цветов, чтобы принести их в дар Шри Ауробиндо и Матери. На доске объявлений помещался список с последовательностью в которой посетители должны выстраиваться на Даршан, и Шри Ауробиндо держал у себя одну его копию, чтобы обратить внимание на новоприбывших. Каждому посетителю уделялись одна или две минуты для пранама. Таким образом, каждый человек имел возможность побыть наедине с божественной Парой в Комнате для Даршанов, и затем, его сменял следующий посетитель. Однако, с 1939 года (поэтому 24 апреля тоже стало днем Даршана) невозможно было избежать ряда изменений. «Размещение списка имен с указанием времени прекратилось навсегда… с целью контроля за несанкционированными посещениями стали выписываться пропуски, с подписью Секретаря.» Еще позже, работа по выдаче пропусков была передана в Центральное Бюро. Время Даршана было ограничено «… возможность коснуться стоп Мастера осталась в прошлом… мы должны были выстраиваться в очередь, чтобы получить Даршан и, не задерживаясь, проходить перед Шри Ауробиндо и Матерью.»

Даршан, конечно, был чем-то гораздо большим, нежели простым удовлетворением человеческого любопытства, и Пранам не был простой уступкой витальному желанию садхаков прикоснуться к Мастеру и тем самым выразить ему свою любовь и поклонение. Сам Шри Ауробиндо признавал роль таких «физических средств» общения с Гуру, осязаемым Божественным, смысл которых заключался в «получении Света и осуществлении физического контакта», но они могут потерять свою пользу и даже иметь отрицательный эффект, если они не совершаются в истинном духе, или искажены «безразличием и инерцией, возмущением и враждебностью или низменными желаниями». Лучшее состояние, в котором человек может находиться во время Даршана – это состояние восприимчивости, быть «отстраненным, тихим и сконцентрированным внутри, готовым получить все, что будет дано во время контакта.»

II

Для садхаков и учеников дни Даршанов приобрели характер рубежей в великом путешествии к Супраментальному Свету и Силе. В эти дни в атмосфере чувствовались надежда и возвышенное ожидание, маленькая комната на первом этаже Дома Медитаций, в которой проходил Даршан, украшалась с любовью и заботой, и для всего Ашрама это были праздничные дни, дни свершения. «Каждый Даршан в нашей жизни», – писала Сахана Дэви, – «был духовным опытом, почти супра-реализацией». От одного Даршана до другого сердце томилось в желании снова увидеть мистический облик, почувствовать величественное прикосновение, и, когда приближался очередной Даршан, все наполнялось новым восторгом и радостью:

Он давал нам золотую возможность достигнуть недостижимого. Шри Ауробиндо наполнял нас чем-то, что никто другой не мог дать. Так, по мере того, как близился день Даршана, наше сознание собиралось воедино, чтобы быть готовым получить то, что он даст…

И ниже приводится воспоминание Нараяна Прасада об этих регулярных случаях благословения и милости:

Каждому из нас Мастер уделял проникающий глубоко внутрь милостивый взгляд и затем давал свое благословение… В те дни Милость Мастера лилась на нас золотым дождем. Как человек может видеть через стеклянные окна предметы в комнате, так йогический взор Мастера мог проникнуть в наше сознание и прочитать наши возможности. Новоприбывшие возвращались с новой энергией чтобы сражаться в битве жизни.

Отношения Шри Ауробиндо-Матери-садхака в Ашраме получали отчетливость и ясность во время Даршанов. И, хотя, садхак мог видеть Мать каждый день, когда он видел ее во время Даршана, сидящей рядом со Шри Ауробиндо, это становилось моментом откровения. В один из таких дней в августе 1934 года Ниродбаран вместо ожидаемых Ананды, Силы или Света «почувствовал сильную духовную сухость». На следующий Даршан, в ноябре, Нирод думал, что видел Шиву, и он также чувствовал Ананду, и «эти счастливые впечатления и воспоминания были со мной во всей полноте в течение 2 или 3 дней. Затем, я обнаружил что все это сознание ушло – и я провел последующие дни совершенно пассивно, не имея никакого стремления. Но, я заметил, что при этом я не чувствовал никакой депрессии». И, на другой Даршан, Нирод увидел Шри Ауробиндо «серьезным и строгим», а Мать одарила его ангельской улыбкой. Но, наиболее ярким указанием на открытость и восприимчивость Нирода является его поэма:

Момент касанья – что за дивные потоки радости приносит
Струятся через тусклую бездушную пустыню моей жизни
Ручьем прохладным там, где земля не знала тени! …
Конечное в момент сей краткий пьет
Бесконечность.

Заметки Капали Шастри в этом вопросе более краткие, но очень выразительные. Так, после Даршана Дня Рождения Матери в 1936 году он сделал следующую запись: «Шри Ауробиндо улыбнулся мне с узнаванием. Мать выглядела милостиво, своим взглядом ставя печать на его благословениях.» Снова, в тот же самый день на следующий год он написал:

Мать смотрела долго на меня с очень благосклонной улыбкой и ее благословение длилось дольше, в то время, как мое лицо покоилось на ее коленях. Шри Ауробиндо выглядел величественно, как всегда, но был совсем несерьезным…

Даршан всегда был плодотворным моментом, действием божественного заверения, моментом во времени и вне его, когда что-то истинно вечное открывалось и обреталось. О немедленном результате Даршана свидетельствуют слова одного из посетителей:

Один взгляд Шри Ауробиндо в сердце человека, и все трудности преодолены. Его глаза сияют светом, который наполняет душу и воспламеняет ее. Это пламя становится все сильнее и сильнее. Он помещает в сердце человека семя Божественной любви, которая обязательно прорастет…

Такими были во время Даршана обретения садхаков, учеников и посетителей, которые представали один за другим перед взором Шри Ауробиндо и Матери, и получали прикосновение их ладоней в роли материального символа их благословений. Несомненно, стоило ждать целые недели, месяцы и (в некоторых случаях) даже годы; ибо, когда еще можно было получить милость?

III

С точки зрения Шри Ауробиндо и Матери Даршан также имел особое значение, для них это был тщательно контролируемый духовный эксперимент. Каждый раз Шри Ауробиндо и Мать пытались принести вниз силу сознания, Луч Света, вибрацию Блаженства Бытия, и они наблюдали за тем, как садхаки и другие посетители принимают его: открываются ли они с готовностью или же это только тамасичное и раджастичное сопротивление. Например, Шри Ауробиндо написал следующие слова о Даршане, в день его 65-летия, 15 августа 1936 года:

В целом последний Даршан прошел хорошо. Я теперь больше не пытаюсь принести вниз что-то конкретное, но только наблюдаю за прогрессом в деятельности Силы и Сознания, которые уже присутствуют здесь, за проникновением высшего Света и Силы сверху, и в этот раз произошло очень удовлетворительное пересечение трудного рубежа, которое обещает принести хорошие результаты в ближайшем будущем. Была проделана работа, которая в течение длительного времени не могла достигнуть успешного завершения и которая имела большое значение… она составляет часть единого целого, которое будет возможно объяснить только тогда, когда все будет готово. Но, это придает сильную практическую уверенность, что работа будет сделана.

В Йоге, которая, по истине, была постоянной борьбой и маршем, Даршан произвел на Шри Ауробиндо впечатление пересечения трудного рубежа, предзнаменующего окончательную победу. И, разве нисхождение Супраментального Сознания 29 февраля 1956 года не стало самым решающим переходом в Новое Будущее, изменившим весь характер общения с Божественным, принеся коренные изменения в отношения Шри Ауробиндо-Матери-ученика? Как Мать объяснила в своей беседе 15 августа 1956 года, – в день, когда она давала каждому посетителю цветок символизирующий супраментальную манифестацию,

В те дни, когда Шри Ауробиндо давал Даршан, перед этим всегда происходила концентрация определенных сил или определенной реализации, которую он хотел дать людям. И поэтому, каждый Даршан знаменовал следующий этап; каждый раз добавлялось что-то новое. Но, это было в те времена, когда количество посетителей было очень ограниченным. Все было организовано по-другому и было частью необходимой подготовки.

Но, сейчас эта особенная концентрация происходит и в другие моменты, не только в определенные дни или дни Даршанов. Это стало происходить более часто, по другим поводам и при других обстоятельствах. Движение стало гораздо стремительнее, оно стало маршем вперед, в котором одна стадия следует за другой со все большей скоростью. И, возможно, за ними стало труднее угнаться; и, если человек не пытается поддерживать необходимый ритм, он гораздо быстрее остается позади, чем прежде; тогда у человека появляется чувство, что он опоздал или его оставили. Все стало меняться гораздо быстрее.

IV

В конце тридцатых годов, словно для того, чтобы компенсировать утрату долгих медитаций, пранама, утренних интервью и игр, бесед и вечерней церемонии раздачи супа, существовавших в ранние годы Ашрама, садхакам был предоставлен новый духовный опыт в форме ежедневного балконного даршана. Эта уникальная форма духовного договора между Матерью и её детьми, начавшаяся, как индивидуальная милость, вскоре переросла в универсальную привилегию. Мриду была преданной садхикой из Бенгалии, которой не только позволялось готовить для Шри Ауробиндо, но даже каждый день мельком видеть его, когда она забирала в полдень свою посуду. В начале 1938 года ей была предоставлена комната в здании на улице Сент Жиль, расположенном напротив северного балкона, который примыкал к комнате Павитры в главном здании Ашрама. Говорят, что именно тогда она объявила, что не будет завтракать до тех пор, пока не получит даршан Матери. Мать согласилась выходить на этот балкон, чтобы Мриду могла видеть её из своего окна с противоположной стороны улицы. (Этот даршан прекратил своё существование, когда Мать серьёзно заболела 16 марта в 1962 году. Интересно, что Мриду покинула свое тело в сентябре 1962 года. Её дом стал известен как Дом Прасада из-за того, что она раздавала «прасад», еду, которая оставалась в блюдах, которые она относила Шри Ауробиндо.)

Обычно Мать выходила на балкон с 6 до 6.15 утра, и вскоре некоторые садхаки и посетители Ашрама тоже начали собираться, чтобы получить эту утреннюю милость. Это стало опытом огромной значимости, приравнивавшимся, к священному ритуалу начала нового дня и его деятельности. “Каждый обычай, каждый ритуал”, – писал Нареш Бахадур в конце пятидесятых, – “при частом повторении становится банальностью. Но, Балконный Даршан всегда остаётся постоянно новым и непреходящим откровением. Несмотря ни на что, он сохраняет неувядаемую свежесть на Духовном уровне.” Безмолвная толпа замирала в ожидании – и внезапно на балконе появлялась Мать:

Короткий вечный символ повторился свыше…
Рассвет её сияньем окружил тонов чудесных
И погрузил в часы своё семя величья.
Мгновенья гость сияло божество:
На жизни тонкой грани замерло Виденье
Склонившись над землею погруженной в думу.

12 октября 1959 года Мать написала одному из молодых учеников:

Каждое утро на балконе, после того, как я устанавливаю сознательный контакт с каждым из присутствующих, я отождествляюсь со Всевышним Господом и полностью растворяюсь в Нём. Тогда моё тело, полностью пассивное, становится ничем иным, как каналом, через который Господь свободно проводит Свои силы и изливает на всех Свой Свет, Своё Сознание и Свою Радость, в соответствии с восприимчивостью каждого.

В результате, этот ежедневный даршан также оказывал различное воздействие на разных людей, и даже на того же самого человека в разные дни. Некоторые видели в Матери ту или другую почитаемую ими Силу и Ипостась Махашакти, и некоторые день за днём видели вокруг неё ауру. В отношении ауры Матери, Шри Ауробиндо в ноябре 1933 года написал следующее:

То, что люди видят вокруг Матери, это, прежде всего, её аура… а, затем, силы Света, которые изливаются из неё, когда она концентрируется, как она делает всегда, например, на крыше… Обычно люди не видят этого потому, что это тонкое физическое, а не материальное явление.

Садхаки и ученики, которые развили такое тонкое видение – и те, кто обладали высокой психической восприимчивостью – были способны видеть её ауру, и даже после того, как Мать уходила с балкона, некоторые из ее последователей оставались стоять немного дольше, с отстранённым и погруженным в себя видом, возможно, по прежнему видя Мать, и ауру вокруг неё. В то время, как у немногих были такие особенные опыты, можно сказать, что остальные, даже в их наиболее прозаические реакции ощущали прикосновение чего-то необычайного, и для подавляющего большинства Мать, когда она появлялась на балконе, была скорее как:

Роза восхода, улыбкой своею озаряет взор каждый,
Любовью своею подобна полудню нагому:
Не пламя, но дыханье в ней Духа покоя,
И изливает она всеприсутствие солнца.

Однажды, когда кто-то захотел узнать, почему складывается впечатление, что Мать «каждый раз выглядит по-разному», Шри Ауробиндо написал: «Я думаю, это, скорее всего, зависит от той индивидуальности, которая проявляется на переднем плане – так как, она обладает множеством индивидуальностей, и ее тело достаточно пластично, чтобы выразить каждую из них, когда они выходят вперёд». Сама Мать однажды призналась, что «во время каждого Даршана я чувствую, что становлюсь другим человеком… кем-то, кого я очень хорошо знаю, с кем я, возможно, жила, но не это я… другими словами, тело говорит: ‘Это не я’». И затем, подразумевая даршан на Террасе 24 ноября 1967 года (21 февраля 1963 года, в 6.15 вечера Мать дала нам даршан с «Террасы» (крытой восточной веранды, расположенной на втором этаже Дома Медитаций), «первый почти за девять месяцев, начиная с 18-го марта прошлого года». согласно другому источнику она выходила в последний раз 20-го марта. Нужно также отметить, что, начиная с этого момента, она стала выходить на Террасу только в дни четырёх Даршанов и всегда примерно в одно и то же время, вплоть до самого последнего раза 15 августа 1973 года), она добавила:

Когда я вышла на балкон, это был кто-то… (и это случается со мной, время от времени, но всё чаще и чаще) кто-то, кто смотрит с определенного плана вечности чувством с огромной добротой (что-то подобное доброжелательности, не знаю, как выразить это), но абсолютным покоем, почти безразличием, и оба эти чувства присутствуют одновременно, взирая вот так (Мать изображает волны, расходящиеся далеко вниз), словно всё это виделось издалека, с очень больших высот, из самых… как бы это объяснить? виделось чем-то подобным видению вечности. Тело говорило: «Я должно стремиться, должно быть такое стремление, чтобы Сила смогла спуститься на всех этих людей», и Это, это было подобно (стремительный сметающий жест сверху-вниз)… И все это тело чувствовало, словно что-то использовало его.

V

Были и другие дни, которые были причиной праздничного настроения в Ашраме. Первый день каждого месяца назывался днём Благосостояния, день, когда садхаки получали от Матери вещи необходимые им на следующий месяц: одежду, канцелярские принадлежности и другие предметы первой необходимости. Поскольку Ашрам, находясь под руководством Матери, воздерживался как от угнетающего аскетизма, так и от разлагающей роскоши, основное ударение делалось на достаточно «процветающем» достатке. То, чего пытались достигнуть в Ашраме, было не математическим равенством, но, скорее, отвечало конкретным нуждам каждого садхака: и всё остальное делала Милость Матери. Таким образом, первый день каждого месяца приносил благословение садхакам, и они были счастливы получить всё необходимое из рук самой Матери.

25 декабря 1929 года, вспоминает Мритунджой: «Вечером после возвращения из Зала раздачи Супа, и прежде чем подняться в свою комнату, Мать раздавала на лестнице в Доме для Медитаций маленькие зелёные листья. Прежде чем начать раздачу, Она сказала: «Эти листья называются «Новое Рождение»; но это не новое рождение в теле, а рождение в новом сознании. Они будут раздаваться всем, и в зависимости от восприимчивости каждый получит соответствующую реализацию». Затем она начала по очереди раздавать пригоршню листьев каждому. Ее лицо в этот момент было удивительным, перед всеми предстало воплощённое Божественное». Сахана Деви вспоминает, что эта практика закончилась в 1939 году. И только после прибытия в Ашрам детей, 25 декабря постепенно стало праздноваться как Рождество, когда также добавлялись и материальные подарки, день, изначально известный как день возрождения Света.

Среди прочих знаменательных дат в календаре Ашрама были: Новый Год, 4 апреля – день прибытия Шри Ауробиндо в Пондичери в 1910 году и 29 марта – день первого приезда Матери в 1914 году и её встречи со Шри Ауробиндо, которая состоялась в полдень.

Приход Нового Года праздновался в Ашраме в полночь 31-го декабря, и в это время всегда происходила необыкновенная концентрация стремления. До 1932 года садхакам разрешалось подниматься в комнату Матери, чтобы сделать пранам и получить её благословение. Воспоминания Саханы Деви о наступлении 1929, 1930 и 1931 годов почти возрождают, подобно фениксу, эти моменты:

Для нас этот час был замечательным переживанием, когда в наших безмолвных глубинах всё словно приходило в гармонию с темной ночью. И Мать тоже, казалось, раскрывала себя в вечности воплощенной красоты. Мы тоже теряли наши ограниченные личности, когда поднимались в полном молчании по ступеням лестницы, чтобы получить её прикосновение вечности, бережно поддерживая внутреннее стремление к новому рождению. Как только мы пересекали порог комнаты, мы сразу же видели Мать, которая восседала на кресле, и была слабо освещена тусклым розовым светом – это было явление из мира розовых грёз. Только её лицо было ярким, таким, как первый проблеск утренней зари… После того, как мы вставали из нашего поклона, она благословляла нас своей сияющей улыбкой и давала что-то более материальное, вроде апельсина или плитки шоколада. Что бы она ни давала, каким бы внешне незначительным оно не было, оно казалось нам предназначенным разбить вдребезги наш сон в неведении.

Болезнь Матери в октябре 1931 года привела к изменению процедуры празднования ночи 31 декабря в канун наступления 1932 года. В этот раз садхаки собрались до полуночи в Медитационном Зале и прилегающем к нему дворике, и, по мере того, как пламенные порывы многих людей слились в единое море безмолвного стремления, состоялась коллективная медитация. Затем в благословенный момент рождения Нового Года, снова цитируя Сахану Деви:

….как вспышка света, разорвавшая на части покров тьмы, раздался звучный аккорд органа и вместе с ним разлился в песне её голос. Её голос обладал волшебной силой, восходящей из самых глубин, словно пытаясь пробудить наше сознание к встрече света свыше.

Мелодия этой чудесной музыки, казалось, уносила слушателей на небеса абсолютной полноты и покоя, и когда музыка подошла к концу, садхаки стали подходить к Матери, чтобы получить её благословения вместе с конфетами или фруктами. «Мать предстала предо мной», – вспоминает Ромэн Палит, – «как Королева Красоты в полутьме полночи».

VI

С 1933 года Мать начала раздавать всем новогодние послания, возвещая Новый Год своей чудесной музыкой. Постепенно, эти послания распространились и за пределами Ашрама, и, таким образом, многие, кто не мог принять участие в полуночной церемонии, могли получить благословления Матери и наставление в новом году. Садхаки и ученики ставили открытку с новогодним посланием на свой стол, где, в течение целого года, она служила им постоянным напоминанием и защитой. Со временем, новогодние послания стали нести в себе силу «Дневного Задания» духовного Генералиссимуса, ведущего войну с силами тьмы, неведения и тамаса, которые были постоянной угрозой жизни на земле.

Первые новогодние послания были заряжены особенной духовной силой. Сочетание медитации и молитвы, твердого намерения и призыва, послания задевали чуткие струны в душах садхаков и становились движущей силой для нового стремления и целенаправленного действия:

1933: Пусть рождение нового года станет новым рождением сознания в нас. Оставив прошлое далеко позади нас, мы устремимся к сияющему будущему.

1934: Господь, год уходит, и мы склоняемся перед Тобой в глубокой признательности. Господь, год возрождается вновь, и наша молитва устремляется к Тебе. Пусть наступающий год станет для нас зарёй новой жизни.

1935: Мы отдаём Тебе в этот вечер всё, что искусственно и ложно, всё, что одевает на себя маску и подражает истине. Пусть исчезнет оно вместе с уходящим годом. Пусть останется в новом году только то, что совершенно, истинно и искренне.

1936: О Господь! Сделай так, чтобы этот год стал годом Твоей Победы. Мы стремимся к тому, чтобы полностью отдать себя Тебе, и эта самоотдача сделает нас достойными её.

1937: Слава Тебе, О Боже, Тебе, кто преодолевает все преграды! Сделай так, чтобы ничто в нашем сознании не стояло на Твоём пути.

1938: Боже, сделай так, чтобы всё в нас было готово к Твоей реализации. В канун нового года мы склоняемся перед Тобой, Господи, Верховный Создатель.

Но как эти послания впервые зародились в глубине сознания Матери и достигли своего выражения в словах такой силы и точности? Они были записаны Матерью на французском, в спонтанной легкости и классической безукоризненности, и даже в английском переводе они сохранили свою живую силу и выразительность оригиналов. Повинуясь какому импульсу, какой тайной силе, пришли эти слова, чтобы зажечь человеческие сердца, поставить перед нами задачу, и направить нашу жизнь прямо к цели? Разумеется, существовала необходимость в ежегодном сообщении для сообщества Ашрама и обширного круга последователей во всём мире. Но, в случае Матери, нельзя говорить только об интеллектуальном или литературном творчестве. Также её слова никогда не были лишь советом или наставлением для других. Много лет спустя, Мать как-то объяснила, что новогоднее послание приходит к ней в ответ на недавнее событие или опыт. Новогоднее послание было чем-то вроде пророчества для будущего года. Это могло быть предупреждение, заверение или надежда.

Например, Мать объясняла, как пришло к ней новогоднее послание 1 января 1958 года:

Это был опыт, нечто произошло, и когда оно случилось, я записала его и этот опыт произошел как раз тогда, когда я вспомнила, что мне нужно написать новогоднее послание для следующего года, года, который начинается сегодня. Когда я вспомнила, что я должна что-то написать – в тот же самый момент – пришел этот опыт, и, когда я записала его, я увидела, что это было… это было послание для нового года!

На первый взгляд, это было личным опытом, духовным видением или изменением сознания; но с точки зрения важности его в человеческом понимании, этот опыт реализовал себя универсальным посланием.

VII

Практика распространения посланий началась ещё 21 февраля 1927 года, когда Мать раздала садхакам копии того, что впоследствии стало первой главой книги Шри Ауробиндо «Мать», начинающейся с мантрических слов:

Есть только две силы, которые могут осуществить в своём взаимодействии великий и тяжелый труд, являющийся целью нашего усилия – это постоянное и неослабевающее стремление, призывающее снизу и высшая Милость свыше, которая отвечает ему.

Все её послания были обращены к человечеству в целом, и можно было видеть параллели, – даже если у Матери не было специального намерения проводить их, – между самим посланием и глобальными перспективами для Человечества. Но послания к Даршанам обычно предназначались для того, чтобы оказать прямое воздействие на прогресс садханы. Как однажды объяснила Мать:

Всё, что говорится в послании к Даршану, было изучено, доказано и проверено заранее. А в день Даршана это даётся людям. Вначале ставится эксперимент, затем он оглашается публично. Первое движение – это индивидуальное развитие; во время Даршана оно распространяется на других.

Индивидуальное движение – начавшееся с Матери – было, конечно же, самым важным моментом; оно придавало движению начальную силу динамизма. Но и массы, коллектив тоже должен был быть заряжен силой, чтобы генерировать необходимый движущий импульс. Таким образом, после исследований, испытаний и, наконец, открытия, Истина – была ли она в форме цитат из работ Шри Ауробиндо или Матери или, получала новую формулировку, больше подходящую случаю – распространялась в дни Даршанов, и отпечатанные копии заблаговременно рассылались в другие центры Ашрама с тем, чтобы их раздали и люди смогли на них медитировать в тот же самый день. «Это экстернализация опыта», говорила Мать: «Это способ распространения влияния, распространения послания более широко». Тогда как индивидуальный опыт или движение было «более стремительным и более проникающим», коллективная практика формировала «некую основу», которая в одно и то же время и ограничивала, и поддерживала индивидуальное усилие:

А то, что необходимо – это баланс между двумя этими движениями. Таким образом, чем стремительнее индивидуальное продвижение, тем больше необходимость в расширении и усилении коллективной основы.

Мать и Шри Ауробиндо рассматривали свою Интегральную Йогу, как алхимический процесс, изменяющий человека и мир, как трансформацию человеческого и земного в Божественное. И каждое проверенное достижение, каждый взятый рубеж, каждое восхождение сознания на индивидуальном плане должно было быть разделено со всем миром, чтобы то, что было индивидуальной победой для Шри Ауробиндо или Матери, могло стать со временем движением вперёд всей человеческой расы, всеобщей победой.